20.10.2017 18:28
Русское сверхновое. Рецензия на «Аритмию»
Разговоры о русском кино — всегда разговоры о стране, а это ахиллесова пята размером от Калининграда до Владивостока. Заговоришь и не заметишь, как сам станешь карикатурным персонажем из ток-шоу Владимира Соловьева. Неизбежно свернешь в политику, миропорядок и полемику о том, наш или не наш этот полуостров. Так что обсуждать русское кино — своего рода моветон, и человек приличный старается избегать этой темы так же, как и ток-шоу Соловьева. Разве что в Сети, спрятавшись за никнеймом и аватаркой с Железным человеком, можно изредка позволить себе лишнее. Разверзнуть, так сказать, душевные хляби. Фильм «Аритмия» Бориса Хлебникова — то редкое исключение, о котором говорить не только пристойно, но и чертовски приятно.Для режиссера это уже шестой игровой фильм, но первый сумевший привлечь к себе столько внимания критиков и обычных зрителей. Был еще в начале нулевых «Коктебель», роуд-муви по русскому бездорожью, но после него громких премьер не последовало. Пока не случилась «Аритмия». И случилась она внезапно, как рождение сверхновой. Фестивальный зритель фильм, конечно, ждал, но вот массовому о нем заранее не сообщали. Не суетились рекламисты, не было танцев на костях, как с «Матильдой». Это тот случай, когда качественным оказался сам продукт. А история между тем изначально была совсем другой. Фильм задумывался как романтическая комедия. Крутой вираж в сценарии произошел, когда главных героев решили сделать медиками. Тогда Наталия Мещанинова, соавтор Хлебникова, стала собирать материал, ездить на рейды с врачами скорой помощи — слушать, смотреть, записывать. Так фильм расщепился на две самостоятельные сильные темы, и от первоначальной версии остались лишь семейные неурядицы главных героев.
Первая — остросоциальная, вторая — вечная. Их режиссер решил показать максимально честно. Взявшись за отечественную медицину, Хлебников по-своему вскрыл гнойник. Слишком много недовольных с обеих сторон баррикады. У нашего общества всегда есть «мы» и отдельно — «они». Две аморфные, обезличенные массы. «Они» — это врачи-изверги, чиновники-воры, продавцы-хамы. Между прочим, и народ-быдло — это тоже «они». А «мы» — всегда праведники, обруганные, недолеченные, обманутые системой. Даже в толпе, идущей к метро, чувствуется социальная сегрегация, которую мы лелеем и взращиваем. Она как приобретенный рефлекс. Если навешать ярлыки, то нет надобности каждый раз встречаться с равными себе, что требует несоизмеримо больше душевных сил и времени. Легче отгородиться от них — страшных, чужих и пустых, изредка выглядывая, воюя и прячась обратно.
Может, пресловутый человеческий фактор, витающий над страной, как бабайка, оттого и вездесущ, что Человека в простом смертном с пульсом, болью, желаниями и, упаси бог, мечтами у нас массово репрессируют. И речь не о правительстве, богачах, элите. Обычному человеку наплевать на такого же, как он бедолагу, валящегося с ног от усталости, с больными детьми, кредитами и прыщом на причинном месте. Вот и рвется там, где тонко, трещит по швам безликое общество. Чем еще объяснить мотивацию водителя, не пропускающего машину скорой помощи с умирающим пациентом, или диспетчера, который отказывается отправить бригаду к сильно пьющему человеку? Потому что «они» не «мы», а «мы» не «они».
Хлебников показал далекому от медицины зрителю изнанку, при этом постаравшись ничего не утаить. И оказалось, что под белыми халатами скрываются обычные люди. Они жарят яичницу с сосисками, потому что им некогда думать о правильном питании, пьют пакетированное вино, потому что это быстро, и нужно запить горечь после рабочей смены. Они страдают от отчуждения дома. Но самое главное, что показал Хлебников — участие. Его врач Олег, роль которого блестяще сыграл один из любимых актеров режиссера, Александр Яценко, почти ницшеанский. Он, словно сверхчеловек, рассекает на машине по улицам маленького городка, движимый одной целью — помочь. Но делает это без пафоса или выражения лица в стиле доктора Хауса. Вся его жизнь будничная и серая. И даже из разрыва с женой не выходит скандала с битьем посуды и рыданиями. В «Аритмии» все именно так, как обычно бывает, без режиссерских прикрас и киношной пыли. Он просто надувает синий матрас и втискивает его между кухонным столом и холодильником. И весь фильм — словно подсмотренная чужая жизнь.
Ни для кого не секрет, что наше кино сильно прихрамывает. Если попытаться говорить о нем в целом, то напоминает оно трехглавого Змея Горыныча, что, конечно, символично. Одна голова с тоской смотрит на Запад и под субсидии, дарованные свыше, изо всех сил старается сделать ленту не хуже голливудской. Для второй головы киносюжеты придумывают комики-стахановцы, и куда она смотрит — известно. Голова третья — интроверт, взор которой обращен сугубо внутрь, и воспевает она невзгоды сограждан. Голова-интроверт — кино фестивальное, которое по задумке должно находить отклик у населения, но на выходе получается элитарным. У Бориса Хлебникова картина тоже вышла фестивальной, как у Звягинцева или Ивана Вырыпаева. Но оказалось, что про нашу жизнь можно снять фильм без привкуса безысходности. Кино, которое не вызовет чувства глубокого отвращения к окружающим, а, наоборот, пробудит сострадание. Ведь почти все люди, по сути, хотят одного и того же: прожить свою такую короткую жизнь и быть в ней хоть изредка счастливыми. Как писал Буковски в своем последнем романе: «...жизнь изнашивает человека, изнашивает его до дыр».
И поэтому любовь главных героев — вторая мощная тема в фильме. Это не пестики-тычинки, а жизненная необходимость, как кислород и Н2О. Нет Ромео и нет Джульетты — это истории пубертата. Есть зрелые люди, спасающие друг друга в мясорубке жизни. Для этого им порой достаточно просто обняться. А если и есть на экране близость, то далекая от эротизма и в чем-то даже неприглядная, когда хочется отвести глаза, потому что увидел больше, чем пресловутое соитие. Увидел кульминацию одиночества, непреодолимое желание двоих стать платоновским гибридом, четырехруким, двухголовым существом с одним бьющимся сердцем.
Этого и жаждет главная героиня. В исполнении Ирины Горбачевой она вышла цельной и красивой. К слову, сама актриса, несмотря на более чем скромный список ролей, по-своему известна даже больше, чем партнеры по фильму. Она — очень успешный инстаграм-блогер. Но для зрителя, свободного от соцсетей, Горбачева стала безусловным открытием. Да и вся актерская команда слаженно и достоверно отыграла режиссерский замысел.
У героев «Аритмии» и у зрителей оказался один генетический код: их судьбы созвучны судьбам большинства. Такие далекие, но похожие. И как это бывает в жизни, смерть, секс, пьяные танцы, драки, скука — лишь кадры в длинной киноленте. Они актуальны, пока происходят. Время бережно стирает, убаюкивает, чтобы было не голо и не чувствовалась такая острая боль. «Аритмия» доказала, что будучи даже сильно хворающим, наше кино встало на путь исцеления. У нас принято оглядываться назад и ностальгировать по советским картинам, вздыхать по «Девчатам» и ронять слезу в новогоднее оливье от Эльдара Рязанова. Но мало кто любит вспоминать царивший тогда уровень цензуры, когда неугодные фильмы хоронили на пыльных полках киностудий. Сколько мог снять, например, Тарковский? И это не риторический вопрос. В работе у режиссера осталось более десяти проектов. Сегодня даже в отечественном кино можно показать намного больше правды. А чтобы понравиться зрителю, надо просто выбрать правильную тональность. И Хлебников с ней угадал.
Кстати, еще у фильма очень точное название. Эскулапы назвали аритмией несогласованность в работе сердца. Такое заключение подходит нам как ни одно другое: живем на разрыв аорты, мечтаем о высоком, лучшем или просто о теплом доме, да чтобы прыщ на причинном месте наконец-то прошел. И у всех нас один диагноз — аритмия.
Поделиться:
