Если отечественный мейнстрим в последнее десятилетие клонится все больше в сторону «экзотики», фантастики и военных эпопей, то авторское кино окопалось в районах «социальных тем», граничащих с чернухой. Чем страшнее — тем интереснее. Оговоримся сразу: то, что у нас называют «коммерческим кино», на Западе воспринимается в лучшем случае как «экзотика». В качестве примера приведем «Дозоры» Тимура Бекмамбетова, самую большую и единственную за последние 10-15 лет коммерческую удачу. За границей вакханалия «иных» шла под маркой «русская экзотика», не иначе.
Романтическая комедия Авдотьи Смирновой «Два дня» — удивительное исключение из всех неутешительных тенденций отечественного «мейнстрима», которое лишь подтверждает железобетонное правило. Попытку «прорваться к простому зрителю»Андрея Звягинцева с его «Еленой» можно было бы засчитать, если бы автор действительно хотел с этим зрителем поговорить, а не вытереть о него ноги.
Что касается артхауса — то здесь выстроились в ряд прочные и не менее железобетонные «лбы», заявляющие свой протест в самой что ни на есть «чернушной» манере»: бытовуха, мат, неприглядная действительность (о документальном кино можно забыть). Целая плеяда молодых и талантливых встали под знамена Алексея Балабанова и ринулись — кто из провинциальных театров, кто из смежных профессий — правду говорить. Кирилл Серебренников, Иван Вырыпаев, Алексей Попогребский, Николай Хомерики. Имя им легион. Молодость, злость, талант — у них есть все. И получается очень неплохое кино. После просмотра которого всегда возникают неудобные вопросы и неоднозначное впечатление. Можно ругать и хвалить смело через строчку — не ошибетесь.
Однако отечественная «новая волна» (как хотелось бы, чтобы она стала действительно новой) обладает удивительно отталкивающим свойством, разрушающим любую, самую крепкую постановку: этим режиссерам не веришь.
Не в тот факт, что авторы, мол, рассказывают небылицы, что «так не бывает» на самом деле. Нет, бывает и продолжается. С их героями мы видимся каждый день — может, даже и в зеркале. А вот отношение режиссеров к своему «материалу» — во многом умозрительное и надуманное, прикрытое модным словом «притча», выбивает почву из-под ног у зрителя, а их приемы, с особой тщательностью и профессионализмом подобранные, кажутся отчего-то очередной забавой насмотревшихся «умных европейских фильмов» мальчишек и девчонок. Возникает вопрос: для кого готовилось их послание?
Так случилось и с «Волчком» — полнометражным дебютом екатеринбургского драматурга Василия Сигарева, которого открыл в театре как раз Серебренников, поставивший спектакль по его пьесе «Пластилин».
О чем фильм? Про дно — во всех его проявлениях. Бытовое, духовное. Про жертву и хищника. Про дочь, которая, подобно волчонку, предана своей беспутной матери, и молодую женщину, желающую «жить, жить, жить», пребывающую в поисках непрерывных дешевых наслаждений — секса и водки.
Маленький, тусклый и мрачный мир безымянного поселка в глухой провинции показан глазами ребенка, у которого есть только одна игрушка — волчок. Из реальных друзей — портрет утонувшего мальчика, песочница — на кладбище, вместо шоколада — гематоген. И животная привязанность к матери, которую она ждет по ночам, мигая в окошке маячком — настольной лампой. Привет Терри Гилльяму из «Страны приливов» да русским колыбельным про волчка, который придет и «укусит за бочок.
Типичный сюжет для типичного нового молодого режиссера. Ходульность сюжета и основы артхауса: все было плохо, а станет еще хуже; обязательный мат; асоциальный герой, отрешенный от мира. Сценарий для еще одного «груза» готов.
С небольшой разницей. Балабанов не просто тычет в лицо зрителю его же грязными штанами — при откровенной натуралистичности в каждой своей работе он остается великим гуманистом, чья трагическая ирония роднит режиссера с его итальянским собратом Феллини.
Конечно, пласт жестких и мрачных картин — это всего лишь ответ на сегодняшнюю реальность и засилие «патриотизма». Понятен ход мыслей, идея, — однако «не все дороги ведут к храму». Прежде чем разрушить, стоит подумать, что ты хочешь построить на пустом месте.
Шок как основной прием был перенят Сигаревым у своего учителя, выдающегося драматурга Николая Коляды. Однако огрев зрителя тяжелым предметом по голове, режиссер даже не задумался, что делать с этим зрителем дальше…