Добежать до рассвета. Рецензия на оскаровского фаворита «1917»

У современных зрителей, в особенности наших соотечественников, годами складывался определенный образ военного кино. Ужасы передовой, бессмысленные смерти, панический страх, грязь и нищета окопов, тяготы тыла и жестокость оккупантов, редкие моменты исцеляющего мира, но в основном — нон-стоп вереница беспощадного насилия. Словом, весь арсенал человеческих жестокости и величия — как две стороны медали за отвагу. От «Иванова детства» и «Иди и смотри» до «Брестской крепости»: мы привыкли к тому, что военное кино — зрелище опустошающее, суровое, воспитательное, а иногда и немного укоризненное. Ничего подобного нет в новой картине «1917» британского мастера на все руки Сэма Мендеса, режиссера инди-классики («Красота по-американски», «Дорога перемен») и дорогого голливудского экшена («Скайфолл», «СПЕКТР»). Вернее, не лишенными эстетики ужасами кадр все-таки исполнен, но все они появляются и исчезают так же, как мелькают перед игроком локации в каком-нибудь Call of Duty.

Бережно сохранив мемуары деда, фронтового связиста времен Первой мировой Альфреда Мендеса, и собрав блестящую, а главное образцово дисциплинированную команду, Сэм снял самый личный, но при этом парадоксально обезличенный и формалистский фильм. Вместо привычной драмы в «1917» — тик-так триллер (кино с обратным отсчетом времени), вместо пафоса мотивационных речей и развевающихся знамен — скрупулезно выстроенный, ладно скроенный и рассчитанный чуть ли не по линейке военный пейзаж, вместо объемного портрета простого фронтового служаки — два серых лица в серой форме. Ребята в кадре — в целом обаятельные, но не способные, да и не желающие выстраивать долгую эмоциональную связь со зрителем. Звучит эта краткая оценка ленты ненадежно и неоднозначно. За что же сулят эпику «Оскар» и уже отдали кучу наград, включая «Золотой глобус»? «1917» своей простотой, эффектом полного погружения и упорным нежеланием навязывать какие-либо эмоции многим придется по душе. Другие же засомневаются в его ценности и выбранном режиссером подходе, и мы готовы объяснить почему.

Но сначала сюжет — он разворачивается в один день 1917 года, на полях Первой мировой, особенно значимой для европейцев и слегка стершейся в нашей памяти на фоне беспощадной и эпично разрушительной Великой Отечественной войны. Двум капралам, Блэйку (Дин-Чарльз Чепмен) и Скофилду (Джордж МакКэй), поручено простое на первый взгляд, а на деле близкое к суицидальному задание — за восемь часов преодолеть ничью землю и доставить послание от разведки полковнику Маккензи из второго девонширского батальона, находящегося в арьергарде. Командир и его изнывающий от усталости и бесконечных поражений отряд готовится к наступлению. Он поверил в уловку немцев: сделав вид, будто отступают, они на самом деле подготовили ловушку для британцев, и с рассветом всем 16 сотням британских солдат грозит неминуемая гибель. Предупредить сослуживцев нет никакой возможности — отступая, немцы обрезали телефонные провода, а заодно перебили скот и сожгли редкие уцелевшие постройки. Теперь судьба военных, среди которых числится и старший брат Блэйка, полностью зависит от успеха вылазки двух капралов. Так главным врагом молодых солдат становится беспощадно истекающее время. С этих минут ни героям, ни зрителям не достанется ни мгновения на передышку.

Надо признать, работает это отлично — попкорн в кинотеатрах теряет свою привлекательность минуте на восьмой и не напоминает о себе вплоть до финальных титров. Пищевые стимуляторы ни к чему, когда режиссер единолично претендует на все органы чувств своего зрителя. Все благодаря выбранной Сэмом Мендесом и реализованной легендарным оператором Роджером Дикинсом форме. Вся миссия Блэйка и Скофилда снята с эффектом одного длинного кадра. Монтажные склейки здесь хитроумно спрятаны, и лишь натренированный «Бердмэном» и «Русским ковчегом» глаз их распознает. А восьмичасовой марш-бросок солдат упакован в почти соизмеримые два часа хронометража — имитация реального времени. Никаких флешбэков в детство героев, смакования солдатского быта, тщательной подготовки к решающей битве, хитроумных стратегий и эпичного сражения, призванного переломить ход войны. Все это заменяет зрелищный пацифистский аттракцион — парни непрерывно бегут к своей далекой цели. По пути они огибают воронки от артобстрелов размером с кратеры вулкана, по-пластунски переползают препятствия в виде гниющих трупов лошадей и бывших сослуживцев, уворачиваются от шальных пуль затаившихся одиноких снайперов, сбегают из ада вражеских окопов, напичканных растяжками и ловушками на манер какого-нибудь «Индианы Джонса», избегают «гансов», буквально падающих на их головы с небес.



Враги, соратники, помощь и преграды в «1917» возникают и пропадают так же быстро, как локации в квесте, а редкие сцены передышек выглядят как точки респауна в Battlefield. Парням, как и зрителям, некогда останавливаться и рефлексировать — надо двигаться вперед во что бы то ни стало. И вот уже в твоих висках пульсирует от напряжения кровь, а в глазах пляшут блики. Композитор Томас Ньюман, конечно, не использует в сэмпле секундную стрелку часов, как это делал Ханс Циммер в «Дюнкерке», но прерывистое дыхание парней отлично подстегивает действо и воображение аудитории.

И все же моментами ловишь себя на неловком сожалении — этому бы фильму да чуток сантиментов из «По соображениям совести», разумную щепотку военного пафоса «Рядового Райана» и человеколюбия «Тихих зорь». Уж очень механически, словно заполняя чек-лист или накапливая ачивки в игре, ты проходишь с капралами через очередное испытание. Доходит до того, что порой в «1917» интереснее следить за вывертами едва уловимой камеры Роджера Дикинса, которая вместе со Скофилдом бегает по узким туннелям вражеского окопа и прыгает с обрыва в бурлящую водную стихию. Взмывает на кране, огибает размытую грязью тропу, дышит солдатам в затылок, чтобы потом ловко перегнать их на ходу. Вместо того чтобы проживать банальный вечер рядового солдата вместе с ним, восхищаешься, как виртуозно и слаженно сработала вся команда, словно разучившая сложный танец вплоть до мельчайшего шага и поворота головы. И, конечно, невозможно не поддаться красоте кадра, в который как бы ненароком, ненавязчиво проникает пугающая эстетика разрушения.

Однако, несмотря на эмоциональную сдержанность и главенство формы, перед нами кое-что покруче качественного vr-аттракциона или RPG от первого лица. Это настоящее искусство — кино не только технически совершенное, но еще и позволяющее пережить уникальный опыт. В Сети в свободном доступе лежит сценарий Мендеса и Кристи Уилсон-Кэйрнс. Это текст, умудрившийся задокументировать то, что обычно рождается только на площадке и только в тот сакральный миг, когда сходятся все звезды — оператор находит волнующий ракурс, актер улавливает нужную интонацию, режиссера озаряет то, как должна выглядеть сцена, вся команда здесь и сейчас как по нотам играет свои партии, а киношные боги благословляют на то, чтобы все это сошлось в единой точке. Так вот, Сэм Мендес сумел сгенерировать все это еще на стадии написания текста и потом воплотить каждую деталь. Согласитесь, обвинять ловкого фокусника, который к тому же снисходительно позволил нам заглянуть за кулисы его иллюзии, как минимум невежливо.

Чем пенять Мендесу на выхолощенность его военного эпика и подмену глубоких чувств инстинктивными реакциями, лучше сменим оптику. Внезапно вместо практически обезличенных Блэйка и Скофилда мы обнаруживаем на мертвой ничьей земле себя и понимаем: на войне смерть всегда нелепа, солдатские байки просты и пошловаты, будничные радости — хлеб с ветчиной да исправная винтовка. Оплакать погибшего товарища порой нет никакой возможности, а паника смерти подобна. Более того, внезапно война — уже не просто перестрелка с безымянным фрицем и даже не ратная битва стенка на стенку. Война — это неподвластное тебе стихийное бедствие. Есть она и есть ты, и ничего тут не поделаешь. Этот пацифистский посыл как раз и рифмует «1917» с нолановским «Дюнкерком» и даже с «Иди и смотри», которым вдохновлялся Роджер Дикинс.

Между тем, если уже ты, а не условные Блэйк и Скофилд, бежишь на передовую, невольно задаешься вопросом: а что бы я сделал? Застрелил бы противника без разговоров? Отдал бы последний паек голодающему младенцу? Успел бы вообще добежать до рассвета, или был бы убит в первые же минуты вылазки? Все это становится возможным еще и потому, что Мендес намеренно взял на главные роли особо не примелькавшихся массовому зрителю и, очевидно, находящихся в шикарной физической форме британцев — Дина-Чарльза Чепмена (Томмен из «Игры престолов») и Джорджа МакКэя (один из многочисленных гениальных детишек-маугли Капитана Фантастика). Более титулованная «британская коммуналка» — от Колина Ферта до Бенедикта Камбербэтча — здесь служит лишь безучастным обрамлением.

Конечно, из-за того, что форма в «1917» диктует содержание, многие привычные драматические крючки, за которые неизбежно цепляется киноманский глаз, здесь не срабатывают. Единственная подозрительно уцелевшая корова не даст отравленное молоко, а разодранная в мясо рука не загноится через пару часов марафона на выживание. В фильме, где время не вытянуто в линию от точки А до точки Б, именно это и могло бы произойти, и гонец бы получил еще парочку сложностей прямо перед финишем. Но надо помнить — у нас тут не «Выживший», хотя остервенелая гонка Блэйка и Скофилда со временем завораживает не меньше, чем борьба ДиКаприо с суровой северной природой. Сэм Мендес сталкивает ребят, которые хотят только предотвратить батальное фиаско, с куда более непредсказуемыми и фатальными помехами — солдатским фанатизмом и дуболомностью, отсутствием дисциплины, бессмысленностью приказов, военным цинизмом, звериной моралью «бей, или будешь убит» и главенством насилия над самой жизнью.

Самым страшным в «1917» оказывается не натуралистичное изображение разрухи или болезненное смакование видов тлеющих домов и гниющих трупов, а то, что миссия Скофилда и Блэйка повторится снова, снова и снова. Как в кошмарном дне сурка: он обязательно наступит, но твое дело — бежать. Выбиваясь из сил, стирая грязь, пот и слезы с лица, против речного потока и наперерез потоку людскому — восторженно рвущихся в бой солдат. Сегодня батальон будет спасен, а завтра получит другой приказ — сражаться до последнего. И вроде осознанию этого факта не требуются эмоциональные костыли. Хотя здесь есть и лепестки вишни, нежно опадающие на грязные от сажи физиономии солдат — этакая красота по-армейски. И торжественно-печальная музыка, ведущая зрителя за руку будто ребенка. Другое дело, что это кино оставляет чуть больше пространства для мыслей и чувств, для твоего собственного выбора как человека. А раз так, то не все ли равно, проехались мы по Западному фронту на разящем врагов танке с реющими знаменами или на американских горках?

Новости на эту тему

Камбербэтч и Колман устроят семейную войну
Каждому битлу — по фильму
Нортон перехватил роль у Камбербэтча
Колин Ферт переживет трагедию в Локерби
Доктор, время на исходе